Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило…
Ну-ка, теперь, капитан,
ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
—
Ну-ка, кваску моего!
А, хорош? — говорил он, подмигивая.
«
Ну-ка, слепой чертенок, — сказал я, взяв его за ухо, — говори, куда ты ночью таскался, с узлом,
а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив… с узлом? яким узлом?» Старуха на этот раз услышала и стала ворчать: «Вот выдумывают, да еще на убогого! за что вы его? что он вам сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки.
—
А что скрывается в моем «тур-люр-лю»? — спросил подошедший флейтист, рослый детина с бараньими голубыми глазами и белокурой бородой. —
Ну-ка, скажи?
—
Ну-ка, — сказал он, протягивая бутылку, — выпей, друг Летика, за здоровье всех трезвенников. Кстати, ты взял не хинную,
а имбирную.
— Я совсем другой —
а? Погоди, ты посмотри, что ты говоришь! Ты разбери-ка, как «другой»-то живет? «Другой» работает без устали, бегает, суетится, — продолжал Обломов, — не поработает, так и не поест. «Другой» кланяется, «другой» просит, унижается…
А я?
Ну-ка, реши: как ты думаешь, «другой» я —
а?
—
А вот это, — подхватил Радилов, указывая мне на человека высокого и худого, которого я при входе в гостиную не заметил, — это Федор Михеич…
Ну-ка, Федя, покажи свое искусство гостю. Что ты забился в угол-то?
— Это Ася ее нашла, — отвечал Гагин, —
ну-ка, Ася, — продолжал он, — распоряжайся. Вели все сюда подать. Мы станем ужинать на воздухе. Тут музыка слышнее. Заметили ли вы, — прибавил он, обратясь ко мне, — вблизи иной вальс никуда не годится — пошлые, грубые звуки, —
а в отдаленье, чудо! так и шевелит в вас все романтические струны.
— Вот тебе на! Прошлое, что ли, вспомнил! Так я, мой друг, давно уж все забыла. Ведь ты мой муж; чай, в церкви обвенчаны… Был ты виноват передо мною, крепко виноват — это точно; но в последнее время, слава Богу, жили мы мирнехонько… Ни ты меня, ни я тебя… Не я ли тебе Овсецово заложить позволила…
а? забыл? И вперед так будет. Коли какая случится нужда — прикажу, и будет исполнено.
Ну-ка,
ну-ка, думай скорее!
— Ну, вот он есть, Махалкин.
А это ты, Лавров?
Ну-ка вылазь, покажись барину.
— Разве это расстегай? Это калоша,
а не расстегай! Расстегай круглый.
Ну-ка, как ты его разрежешь?
— Не любишь, миленький? Забрался, как мышь под копну с сеном, и шире тебя нет,
а того не знаешь, что нет мошны — есть спина.
Ну-ка, отгадай другую загадку: стоит голубятня, летят голуби со всех сторон, клюют зерно,
а сами худеют.
—
А ты вот покричи, так я тебе и шею накостыляю, — спокойно ответил Харитон Артемьич и для большей убедительности засучил рукава ситцевой рубашки. —
Ну-ка, иди сюды. Распатроню в лучшем виде.
— Я старичок, у меня бурачок,
а кто меня слушает — дурачок… Хи-хи!..
Ну-ка, отгадайте загадку: сам гол,
а рубашка за пазухой. Всею деревней не угадать… Ах, дурачки, дурачки!.. Поймали птицу,
а как зовут — и не знаете. Оно и выходит, что птица не к рукам…
—
А дельце есть, милый. Иду на свадьбу: женится медведь на корове.
Ну-ка, угадай?
—
А смейтесь, ино, на здоровье!
Ну-ка, Яша, перетряхни музыку-то!
—
А дом где?
А всякое обзаведенье?
А деньги? — накинулся на него Зыков с ожесточением. — Тебе руки-то отрубить надо было, когда ты в карты стал играть, да мадеру стал лакать, да пустяками стал заниматься… В чьем дому сейчас Ермошка-кабатчик как клоп раздулся?
Ну-ка, скажи,
а?..
—
А как ты отпорол Сидора Карпыча тогда,
а? — приставал Овсянников. —
Ну-ка, расскажи?
—
А так… один человек… — уклончиво ответил инок, неторопливо усаживаясь в сани. —
Ну-ка, Ефимушка, трогай… Прощай, Мосей. Завертывай ужо как-нибудь к нам в гости.
— Грехи наши тяжкие,
а запасы скудные, — сказал дедушка, садясь в прохладе под орешником. —
Ну-ка, Сережа, господи благослови!
— Хорошо! Берите его, я ухожу, —
ну-ка? Знаете ли вы, сволочь проклятая, что он политический преступник, против царя идет, бунты заводит, знаете?
А вы его защищать,
а? Вы бунтовщики? Ага-а!..
— Болит. И у вас — болит… Только — ваши болячки кажутся вам благороднее моих. Все мы сволочи друг другу, вот что я скажу.
А что ты мне можешь сказать?
Ну-ка?
— Я сказал! — передразнила его жена и тоже, как и он, ударила маленькой смуглой ладонью по колену. —
А ты вот лучше скажи-ка мне, каким условиям должен удовлетворять боевой порядок части? Вы знаете, — бойко и лукаво засмеялась она глазами Ромашову, — я ведь лучше его тактику знаю.
Ну-ка, ты, Володя, офицер генерального штаба, — каким условиям?
— Стоишь, как тот болван,
а на тебя казачишки во весь карьер дуют. И насквозь!
Ну-ка, попробуй — посторонись-ка. Сейчас приказ: «У капитана такого-то слабые нервы. Пусть помнит, что на службе его никто насильно не удерживает».
— Верно, — решительно проговорил он, — идите, мол, проклятые, в муку вечную, никого не кормили,
а сами жрали. Так им и надо.
Ну-ка дай, я почитаю, — прибавил он, желая похвастаться своим чтением.
«
Ну-ка, господи благослови, за свое возвращение!» — и выпил,
а ватажники пристают, добрые ребята.
— Постойте, постойте. Вы не так меня поняли. Я с вами не кокетничать хочу. — Марья Николаевна пожала плечами. — У него невеста, как древняя статуя,
а я буду с ним кокетничать?! Но у вас товар —
а я купец. Я и хочу знать, каков у вас товар.
Ну-ка, показывайте — каков он? Я ходу знать не только, что я покупаю, но и у кого я покупаю. Это было правило моего батюшки. Ну, начинайте… Ну, хоть не с детства — ну вот — давно ли вы за границей? И где вы были до сих пор? Только идите тише — нам некуда спешить.
— Пожалуй, что и так.
Ну-ка, господа офицеры, возьмите у меня кипрегель с треногой.
А я мигом смотаюсь туда и назад.
— Стало быть, не ты! Врешь!
А,
ну-ка, побожись!
— Начал я пиво пить, сигары курю, живу под немца. Немцы, брат, народ деловой, т-такие звери-курицы! Пиво — приятное занятие,
а к сигарам — не привык еще! Накуришься, жена ворчит: «Чем это от тебя пахнет, как от шорника?» Да, брат, живем, ухитряемся…
Ну-ка, правь сам…
—
А привеска не было? Нет?
Ну-ка, открой рот! — и торжествующе кричали: — Сожрал привесок, вон крошки-то в зубах!
—
Ну-ка, грамотник, разгрызи задачу: стоят перед тобой тыща голых людей, пятьсот баб, пятьсот мужиков,
а между ними Адам, Ева — как ты найдешь Адам-Еву?
—
Ну-ка тебя ко псам смердящим, — сказал Петр Васильев, вставая. — Я было думал, что ты с прошлого году-то умнее стал,
а ты — хуже того…
— Так вот как-с, батюшка, — говорил майор в промежутке песни. — Не так-с, как у вас в Питере: равненье направо, равненье налево.
А вот потрудились — и домой. Машурка нам теперь пирог подаст, щи хорошие. Жизнь! Так ли?
Ну-ка, «Как вознялась заря», — скомандовал он свою любимую песню.
— Эх, дружки мои единственные!
Ну-ка, повеселимся, коли живы! Василий Никитич, доставай, что ли, гусли-то! Утешь!
А ты, Палага, приведи себя в порядок — будет кукситься! Мотя, ты чего её дичишься? Гляди-ка, много ли она старше тебя?
—
А ты кто есть таков человек? — ревел Васька с крыши. — Да я из тебя лучины нащеплю…
Ну-ка, полезай сюда, обалдуй!..
— Погоди. Я тебя обещал есть выучить… Дело просто. Это называется бутерброд, стало быть, хлеб внизу
а печенка сверху. Язык — орган вкуса. Так ты вот до сей поры зря жрал,
а я тебя выучу, век благодарен будешь,
а других уму-разуму научишь. Вот как: возьми да переверни, клади бутерброд не хлебом на язык,
а печенкой.
Ну-ка!
— Да, кстати: вот, кажется, штоф наливки, — сказал тот, который допрашивал хозяина. — Мы его разопьем вместе с этой затворницей. Выходи, красавица,
а не то двери вон!.. Эк она приперлась, проклятая!..
Ну-ка, товарищи, разом!
— Э, да, я вижу, ты еще не допил своего кубка!
Ну-ка, брат, выкушай на здоровье! авось храбрости в тебе прибудет. Помилуй, чего ты опасаешься? В нашей стороне никакого войска нет;
а если б и было, так кого нелегкая понесет? Вернее всего, что нам послышалось. Омляш все тропинки в лесу знает, да и он навряд пустится теперь через болото.
— Скрутите его хорошенько! — закричал в окно Омляш. —
А я сейчас переведаюсь с хозяином. —
Ну-ка, Архип Кудимович, — сказал он, входя в избу, — я все слышал: посмотрим твоего досужества, как-то ты теперь отворожишься!
— Стало быть, должен он знать — откуда явился и как? Душа, сказано, бессмертна — она всегда была… ага? Не то надо знать, как ты родился,
а как понял, что живёшь? Родился ты живой, — ну,
а когда жив стал? В утробе матерней? Хорошо!
А почему ты не помнишь не только того, как до родов жил, и опосля, лет до пяти, ничего не знаешь? И если душа, — то где она в тебя входит?
Ну-ка?
— Не дружись с ним. Он поганый… Он злющий! Они все злые — у него отец в каторге…
а дядя горбатый!.. У него тоже горб вырастет! Пакостник ты! — смело наступая на Илью, кричала она. — Дрянь паршивая!.. тряпичная душа!
Ну-ка, иди? Как я тебе рожу-то расцарапаю!
Ну-ка, сунься!?
Силан. Что ходить-то! Он сам на крыльцо выйдет. Он целый день на крыльце сидит, все на дорогу смотрит. И какой зоркий на беспашпортных! Хоть сто человек-артель вали, как сейчас воззрится да поманит кого к себе: «
А поди-ка сюда, друг любезный!» Так тут и есть. (Почесывает затылок).
А то пойти! (Подходит к городническому дому). Аристарх. Что только за дела у нас в городе! Ну, уж обыватели! Самоеды! Да и те, чай, обходительнее. Ишь ты, чудное дело какое!
Ну-ка! Господи благослови! (Закидывает удочку).
—
А как он тебя в «Велизарии» сконфузил?
А?
Ну-ка, расскажи молодому человеку.
— Ах старый ворон,
а? Это ты верно… Для него что свои деньги, что мои — все едино, — вот он и дрожит… Цель есть у него, лысого…
Ну-ка скажи — какая?
— Ах… пес! Вот, гляди, каковы есть люди: его грабят,
а он кланяется — мое вам почтение! Положим, взяли-то у него, может, на копейку, да ведь эта копейка ему — как мне рубль… И не в копейке дело,
а в том, что моя она и никто не смей ее тронуть, ежели я сам не брошу… Эх! Ну их!
Ну-ка говори — где был, что видел?
— Вы после поговорите, — сказал старик, ощупывая дочь глазами. — Ты, Любава, пока распорядись тут,
а мы с ним докончим один разговорец.
Ну-ка, Африкан Митрич, изъясняй…
—
Ну-ка, насчет светопреставления скажи слово,
а? Хе-хе-хе! Про-орок!
—
А то, что прежде отца в петлю не суйся, жди термину: скомандую «таскай со всем», так и лезь за говядиной,
а то ишь ты!
Ну-ка, Сенька, подлей еще! — сказал Пашка, подавая грязному кашевару чашку. Тот плеснул щей и поставил на стол. Хлебнули еще несколько раз, Пашка постучал ложкой в край чашки. Это было сигналом таскать говядину. Затем была подана белая пшенная каша с постным, из экономии, маслом. Ее, кроме Луговского и Вороны, никто не ел.
—
Ну-ка, Владимир, запей свою кручину! Да полно, братец, думать о Полине. Что в самом деле? Убьют, так и дело с концом;
а останешься жив, так самому будет веселее явиться к невесте, быть может, с подвязанной рукой и Георгиевским крестом, к которому за сраженье под Смоленском ты, верно, представлен.